Работа шахматного писателя существенно отличается от работы беллетриста не только специфическим материалом. Шахматный писатель, какую бы тему он ни избрал, не может полагаться только на творческую фантазию, знание быта и нравов. Он должен предварительно проработать и подобрать огромное количество теоретического и исторического материала, из которого в книгу войдет лишь небольшая часть. Большую роль в его работе играют также накопленные знания и спортивный опыт.
            Хочу поделиться с читателями теми методами и приемами, которыми я пользовался при написании своих книг самых разных жанров. Надеюсь, что это поможет моим молодым коллегам по шахматному перу.
            Всего, если не считать брошюры "Шахматы и шашки в колхозе" — краткого учебного пособия по оргработе для сельских инструкторов - общественников (1952), у меня вышло 12 книг. Они неоднократно переиздавались общим тиражом более миллиона экземпляров на русском языке и языках народов СССР, а также на болгарском, венгерском, испанском, польском, немецком, английском, французском и румынском.
            О книгах "Атака" (1930), "Начальный учебник шахматной игры" (1937 — совместно с Н. Зубаревым), "Шахматы для начинающих" (4 издания: 1951, 1952, 1955, 1960) я уже упоминал. Отмечу еще, что "Шахматы для начинающих" каждый раз капитально перерабатывались и дополнялись мной, так что 1-е и 4-е издания являются, в сущности, разными книгами. Все четыре издания встретили прекрасный прием у читателей.
            Над "Шахматами для начинающих" я работал с перерывами около десяти лет, руководствуясь установкой знаменитого французского драматурга Скриба, который говорил: "Когда я пишу пьесу, я мысленно сажусь в партер". Так и я мысленно садился за доску с моим будущим читателем. Я вспоминал собственные ощущения, когда еще ребенком только заинтересовался шахматами. Тогда мне, кроме правил игры, хотелось знать ее историю, и имена знаменитых шахматистов всех стран и веков, и как они достигли такого большого мастерства, и как стали чемпионами мира. Мне хотелось получить советы, как играть в начале, середине и конце партии. Интересовало, что за штука шахматная задача и в чем разница между ней и этюдом.
            И мне — автору, советующемуся в лице своего юного "я" с будущим читателем,— стало ясно, что такой познавательный материал должен быть не только исключительно интересным по шахматному содержанию, но и подаваться простым, понятным языком. Мне хотелось изложить даже действительно сложные вещи попроще и понагляднее, чтобы читатель верил, что путь к шахматному мастерству не так уж непреодолим. Читателя надо не отпугивать трудностями и сухостью шахматной теории, а помочь ему осознать, что "корень шахматной науки горек, но плод ее сладок".
            Какой же это "плод"? Ответ прост: читатель хочет научиться выигрывать у любого знакомого шахматиста! "Плод" шахматной науки — это победы, одинаково ценные для начинающего, независимо от того, достигнуты ли они в домашнем кругу или в классификационном турнире.
            Из всей мировой шахматной литературы последних семи столетий самое заманчивое название, притягивающее читателя как магнит, имела книга Филиппа Стаммы, вышедшая в Париже в 1737 году и в Лондоне в 1745 году. Автор, не боясь упреков в саморекламе и даже, пожалуй, напрашиваясь на них, назвал свой труд "Разоблаченные Стаммой секреты шахматной игры". Какое понимание психологии начинающего шахматиста! Раскрыть ему секреты успеха, помочь стать непобедимым — вот чем прельщал Стамма читателя, рвущегося к лаврам.
            Характерно, что читатели книги "Шахматы для начинающих" в своих благодарственных письмах подчеркивали именно то, что она помогла им побеждать. Например, военнослужащий И. И. Попов писал в издательство: "Учебник для начинающего шахматиста Панова является ценнейшим, ибо в нем всё ясно и доступно начинающему. Очень хорошая книга. Она позволила мне достичь силы второго разряда".
            А в коллективном письме с шахты Исфаринского района Ленинабадской области отмечалось: "Мы, молодые шахматисты-шахтеры, направляем вам отзыв на книгу Панова "Шахматы для начинающих", с помощью которой нам удалось в короткий срок добиться хороших успехов: в течение полугода перейти с пятого на третий разряд и значительно повысить свои теоретические знания".
            Такие отзывы, конечно, стимулируют автора в его творчестве. Ободренный похвалами читателей, я написал еще две книги подобного жанра. Одну — совсем маленькую для совсем маленьких: "Шахматы — интересная игра". Она была выпущена в 1963 году издательством "Молодая гвардия" в серии "В помощь пионеру-инструктору" и написана в соответствующем стиле. Даже в качестве иллюстраций к просто изложенным правилам были даны партии трех ребят пионерского возраста: Алехина, Капабланки и Смыслова, дабы юный читатель равнялся по сверстникам!
            По схеме "Шахмат для начинающих", но с более глубоким и разносторонним изложением основ шахматной культуры, написана была "Первая книга шахматиста" (1964). В ней я учел все пожелания читателей и вообще весь свой 40-летний педагогический и тренерский опыт.
            "Метод Скриба" я применил и в работе над книгами "Атака в шахматной партии и практика шахматного спорта" (1953) и "Курс дебютов".
            При работе над первой я вспоминал свои мысли и переживания уже в бытность мастером и различные случаи из своей и чужой спортивной практики. У нас и в зарубежной литературе много книг, полных ценными советами по всем областям шахматной теории, но почти отсутствуют пособия по практической игре в турнирах и матчах, по спортивной тактике. Такие, например, темы, затронутые мной в книге, как "Стиль и дебют", "Спортивная ценность теоретических новинок", "Влияние тактических эффектов на противника", "Запутывание противника", "Игра в цейтноте" — вообще то, что придает яркую окраску шахматным соревнованиям, является неизбежным спутником острой, напряженной борьбы,— разработаны очень мало. Только Шпильман сделал удачную попытку коснуться таких тем в книге "О шахматах и шахматистах" (1929). Чаще всего практика шахматного спорта в литературе отражена неправдоподобными анекдотами о странностях и чудачествах знаменитых шахматистов или лицемерными рассуждениями, что неэтично, дескать, рассчитывать на ошибку партнера в цейтноте.
            В своей "Атаке в шахматной партии и практике шахматного спорта" я ухватил быка за рога, стараясь — плохо ли, хорошо ли — рассмотреть вопросы, актуальные для каждого квалифицированного шахматиста-практика. Книга вызвала большую полемику в печати. Наряду с одобрительными рецензиями была и критика. Бык стал бодаться! Но читатель такие "спорные" темы любит и в своих письмах неизменно поддерживал меня.
            Например, опытный кандидат в мастера С. Танин писал: "Книгой "Атака" очень и очень заинтересован. В ней всё интересно — вплоть до партий. Книга интересная, с рядом оригинальных, порой спорных высказываний, но всё подается так, что готов верить всем вашим теориям, хотя через второй разряд, на который рассчитана книга, перешагнул довольно давно. Считаю эту книгу большим приобретением для шахмат".
            Наоборот, при написании "Курса дебютов" я стремился, чтобы книга не давала повода для теоретических дискуссий и споров. Просмотрев десятки тысяч дебютных вариантов, я отобрал только такие, которые необходимы сильному практику наших дней. Я вспоминал, как при своих поездках на различные соревнования нуждался в таком дебютном руководстве, которое можно было сунуть в карман, в котором не было бы ничего отжившего, спорного или просто ненужного сегодня. Ведь очень немногие шахматисты, даже мастера, могут позволить себе роскошь проводить дни и ночи за всевозможными справочниками и анализами, напечатанными в журналах. Все почти имеют основную, нешахматную, профессию, главные силы уделяют ей, и им нужен при подготовке к выступлениям и особенно при поездке на турнир надежный, апробированный и при этом актуальный дебютный репертуар. К тому же надо учесть, что подавляющее количество дебютных обзоров в журналах посвящено не настоящим, оригинальным, ценным новинкам, а нюансам: как, например, тот или иной гроссмейстер применил усиление в хорошо известном варианте на 15-м, 20-м, а то и 25-м ходу!
            Я лично в своей спортивной практике всегда убеждался в глубокой истине высказывания М. Чигорина: "В каждом дебюте, чуть ли не в каждом варианте его, можно избежать шаблонных, книжных вариантов, достигая при этом, разумеется, не худших, если не лучших результатов".
            Мастер-практик должен знать основные дебютные варианты, а ответ на непредвиденные усиления он сможет найти за доской.
            Вот такой испытанный, портативный багаж дебютных схем я старался дать читателю в "Курсе дебютов", который охотно назвал бы иначе. Конечно, не "Разоблаченные Пановым секреты шахматной игры", но, например, "Приятный товарищ", по образцу итальянской шахматной книги 1300 года, поскольку моя книга была предназначена как преданный пес сопровождать своего хозяина на соревнования.
            Совершенно иного подхода, не скрибовского, требовали мои книги о трех великих шахматистах: Чигорине, Капабланке и Алехине.
            Особенно трудна по теме была книга "300 избранных партий Алехина" (1954). Вообще, чтобы впервые дать полные биографии трех шахматных гениев, надо было проделать огромную работу по проверке фактов их жизни по первоисточникам — газетам и журналам того времени.
            Я нашел объяснение поведения Алехина в книге А. Ильина-Женевского "Матч Алехин — Капабланка": фанатическую, дикую целеустремленность к завоеванию мирового первенства. Ради этой цели, которой он был одержим, Алехин готов был жертвовать всем. Ради звания чемпиона мира он пожертвовал родиной, политическими убеждениями, женился на нелюбимой женщине (ибо после выезда его за границу мы о ней не слышали), принял французское подданство, занял оппортунистическую позицию к проискам белоэмигрантов, и лишь когда добился заветной цели, понял, что он наделал, что потерял, схватился за голову и... за бутылку.
            На базе такого понимания характера Алехина я написал его подробную биографию (первую, появившуюся в нашей печати). Она послужила увертюрой ко всей книге. В ней я также использовал воспоминания соперников и врагов Алехина в период 1932—1939 годов (друзей у него не было!), материалы иностранной прессы военного времени и исключительно интересные и добрые воспоминания Люпи о последнем периоде жизни Алехина и его внезапной смерти. Мне было приятно прочесть в них, что накануне смерти Алехин упоминал мою фамилию в связи с тем, что предполагал использовать в матче против Ботвинника один из разработанных мной вариантов.
            Из огромного количества красивых партий Алехина я отобрал триста лучших. Почти ко всем имелись примечания Алехина, и лишь семь партий пришлось мне прокомментировать самому. Остальные партии я отредактировал и дополнил в дебютной части на основе позднейших высказываний Алехина о примененных системах и вариантах.
            Я рад, что этим трудом, важнейшим в моей жизни, в котором было твердо заявлено шахматному миру, что Алехин и его наследие принадлежит нашему, русскому, советскому народу, я способствовал духовному возвращению великого русского шахматиста на Родину.
            Надо, кстати, отметить, что в книге "300 избранных партий Алехина", ставшей ныне библиографической редкостью, я использовал далеко не всё интересное из накопленного мной огромного материала. Вообще при написании почти каждой моей книги (особенно об Алехине, Капабланке, Чигорине) я ломал голову не над тем, что включить в книгу, а над тем, что выбросить, чтобы уложиться в обусловленный объем. До сих пор в моем архиве лежат и ждут (не напрасно ли?) интереснейшие документальные выписки. Кое-что из материалов об Алехине я использовал в своей книге "Международный турнир памяти Алехина — Москва, 1956" (1958) и написал рассказ-быль, опубликованный в 1964 году в газете "Вечерняя Москва" и в журнале "Шахматы", о том, как Алехин-следователь раскрыл таинственное преступление.
            Менее трудно было подобрать ключ к характеру знаменитого кубинца для моей книги "Капабланка" (1959; 2-е, стереотипное, издание — 1960). Я уже описывал свои впечатления о встречах с ним. Основной творческий и спортивный недостаток Капабланки, погубивший его как чемпиона мира, была безграничная вера в себя, преклонение перед мощью собственного дарования. Несомненно, человек, которого Алехин считал "величайшим шахматным гением, равного которому мы никогда не увидим", имел моральное право на самообожание, но беда была в том, что с годами оно выродилось в явную недооценку противников, включая самых сильных, и в прекращение работы над собой. Я глубоко убежден, что после своего триумфа на турнире в Нью-Йорке в феврале—марте 1927 года до начала матча с Алехиным 16 сентября того же года Капабланка ни разу не брал в руки ни шахмат, ни шахматной книги! Отсюда и полный психологический надлом кубинца после потери мирового первенства.
            Книга "Капабланка", содержащая кроме биографии 64 его лучшие партии, тоже встретила радушный прием читателей и прессы. Теплая рецензия была и в кубинской газете "Ойя".
            С большим волнением приступал я к воссозданию тернистого жизненного пути великого русского чемпиона в литературно-художественной биографии "Михаил Иванович Чигорин, его друзья, соперники и враги" (1963). Чигорину не везло на родине и при жизни и после смерти. Иностранные авторы принижали его значение, огульно причисляли его к "старой школе" и т.п. В плену таких представлений до войны был и я, изучавший в молодости шахматную историю по иностранным переводным работам (русских не было!). Я даже дал в одной тогдашней статье ошибочную оценку Чигорина сам. Но когда стал позже изучать творчество Чигорина по первоисточникам (его взгляды на игру, высказывания, комментарии и, главное, партии!), передо мной раскрылся его истинный образ: смелого новатора в теории, блестящего мастера, талантливого шахматного журналиста... и глубоко несчастного человека.
            Подобрать ключ к характеру Чигорина было легко. Меня поразили при изучении фактов его биографии два основных качества: бескорыстие и просто детская непрактичность в виде полного отсутствия заботы о своем здоровье и спортивной форме.
            Читатели и критика поняли и оценили мой замысел: дать не "икону" в ризе шаблонных похвал, а живой портрет. Приведу одну характерную выдержку. Ю. Бычков в "Советском спорте" писал: "Книга международного мастера В. Панова "Чигорин" воспринимается как страстный исследовательский труд... Некоторые страницы этой книги читать очень тяжело. Я говорю о страницах, где Василий Николаевич Панов с болью в сердце, честно, не замазывая душевных трещин Чигорина, рассказывает о поражениях русского гроссмейстера в международных встречах. Вспоминая именно эти страницы, сознаешь, насколько это волнующая книга. Она написана самобытным языком. В ней как бы оживает шахматный быт прошлого века".

"Василий Панов. Сост. Я. Б. Эстрин", М., "Физкультура и спорт", 1986
Подготовка страницы: fir-vst, 2013